ГОСПОДИН:
Какая разница? Так ли важно знать это? Если в данный момент я
начну рассказывать о невероятном путешествии, то, что же станет
с рассказом о твоей любви, Жак? Кстати, на чем мы остановились?
ЖАК:
Полагаю, мы говорили о бегстве вражеской армии. Все спасаются,
все бегут, каждый думает только о себе. Я остаюсь на поле битвы,
погребенный под огромной кучей убитых и раненных. На следующее
утро меня погружают с дюжиной других на телегу и везут в один
из наших госпиталей. О, мой господин, не думаю, что есть ранение,
более страшное, чем ранение в колено.
ГОСПОДИН:
Брось, Жак, ты смеешься надо мной.
ЖАК:
Черт возьми! Нет, господин, я не смеюсь! Там столько костей, сухожилий
и еще столько всего, названия чему я не знаю… Можете думать все,
что вам угодно, но боль в колене была невыносимой, жесткая повозка
и неровные дороги еще больше ее усиливали, и при каждом толчке
я издавал пронзительный крик.
ГОСПОДИН:
Ибо свыше было предначертано, что ты будешь кричать?
ЖАК:
Конечно! Я истекал кровью и умер бы, если бы наша телега не остановилась
возле хижины. Я попросил, чтобы меня сняли с телеги, и меня положили
на землю. Молодая женщина…
ГОСПОДИН:
Ах, несчастный! Ах, мошенник! Чувствую, негодяй, куда ты клонишь!
ЖАК:
Нет, мой господин, ничего вы не чувствуете.
ГОСПОДИН:
Разве не в эту женщину ты влюбился?
ЖАК:
Даже если бы и в неё, что с того? Разве в нашей власти влюбляться
или не влюбляться? А влюбившись, разве мы властны вести себя так,
словно ничего не произошло? Я мог бы надавать себе пощечин, биться
головой об стену, вырвать себе волосы, но ничего бы не изменилось,
и её муж, - так как она была замужем - все равно остался бы с
рогами.
ГОСПОДИН:
Но, если рассуждать по-твоему, то нет преступлений, которые не
сопровождались бы угрызениями совести.
ЖАК:
Все эти возражения не раз приходили мне в голову, но, несмотря
на это, я невольно возвращаюсь к словам своего капитана: "Все,
что с нами случается, и хорошее, и плохое, предначертано свыше".
Известен ли Вам, господин, хоть один способ вычеркнуть предначертанное?
Могу ли я не быть самим собой? А оставаясь самим собой, могу ли
я поступать иначе, чем я поступаю? Могу ли я быть собой и в то
же время другим? Было ли в моей жизни хоть одно мгновение, когда
это было бы не так? Проповедуйте, сколько вам угодно, возможно,
ваши доводы верны, но, если мне свыше предначертано счесть их
неверными, то что, по-вашему, могу я поделать?
